Михаилу Васильевичу Ломоносову 300 лет. Едва ли найдется человек, который не имел бы повода сказать в его адрес слова восхищения и благодарности. Трудно отыскать кого-то еще, кто сделал больше, чем он, для развития науки и просвещения – самых мощных рычагов человеческого прогресса. Посеянное им пожинает каждый. Каждый так или иначе соприкасается с плодами его трудов, пересекается с тем, что он создал или предвосхитил.
Будучи студентом Кировского государственного пединститута имени В. И. Ленина, я в конце сороковых вместе с большой группой моих товарищей, успешно прошедших зимнюю экзаменационную сессию, получил поощрительную путевку в Боровицкий дом отдыха. Платной была только дорога до санатория. Более чем двадцатикилометровый путь мы решили преодолеть пешком. Шли по зимнику, как когда-то Ломоносов, только тот шел в Москву с жаждой учиться, а мы – для короткого отдыха от напряженных учебных занятий. В Боровице нас ждали светлые уютные комнаты, просторная столовая, хорошая библиотека, концертный и танцевальный залы, спортивная площадка. Проведенные здесь зимние каникулы запомнились жаркими спорами по разным вопросам, возникавшим между обитателями студенческих комнат –физиками и лириками, которые отстаивали приоритетное значение своих профессий. Однажды зашел разговор о вкладе в науку, искусство, культуру, сделанном людьми разных народов. Зяма Фельцман, студент физмата, убежденно доказывал, что первенство здесь принадлежит людям его национальности. Аргументы были весомые: Маркс, Чарли Чаплин, Левитан, Эйнштейн. Однако в ответ он услышал: Ленин, Шаляпин, Лев Толстой, Менделеев, Павлов, Ломоносов.
Сегодня хочется продолжить давний разговор, выделив в ряду имен перечисленных гениев имя Ломоносова.
Правофланговые человечества во все времена соответствовали формуле "в здоровом теле – здоровый дух", рожденной еще в античном мире. Ломоносов – эталон гармонии тела и духа.
Эпоха Возрождения подарила миру Леонардо да Винчи, гениального художника, ученого, изобретателя. Ломоносов не уступает великому итальянцу по многогранности и блеску талантов.
Невежество делает человека слепым и беспомощным, народ – слабым, государство – отсталым, обреченным на гибель. И он жадно впитывает, как губка влагу, знания везде и у кого можно, – у нас и на Западе. Овладевает восемью языками: язык – ключ к знаниям. Не устает повторять везде, всем и каждому слова о пользе наук, их чудодейственной силе, старается заразить всех своей безграничной верой в возможность их расцвета на русской почве:
Науки юношей питают,
Отраду старым подают,
В счастливой жизни украшают,
В несчастный случай берегут.
О вы, которых ожидает
Отечество от недр своих
И видеть таковых елает,
Каких зовет от стран чужих,
О, ваши дни благословенны!
Дерзайте ныне вдохновенны
Раченьем вашим показать,
Что может собственных Платонов
И быстрых разумов Невтонов
Российская земля рождать.
Великая вера в силу знаний и талантливость русского народа, из низов которого он поднялся, рождали в нем великую энергию.
Убеждение в том, что "науки пользуют везде", что они "и в дальних странствах не помеха", заставляли Ломоносова браться за изучение всего, с чем его сталкивала жизнь, – всего вокруг, будь то воздух, вода, огонь, поверхность и недра земные, звездное небо и чудо из чудес – человеческая речь. Его внимание притягивают несметные природные кладовые Сибири, которой, по его мнению, будет прирастать могущество любимой им России. Его увлекает идея освоения северного морского пути от Архангельска до Чукотки, и он не жалеет сил и времени для реализации этой идеи. Он четко формулирует закон сохранения материи, открывает атмосферу на Венере.
Потрясает его дерзость первопроходца в области применения цветного стекла, производство которого он организует. Он использует его для создания художественных и декоративных произведений. Создание мозаичной масштабной картины "Полтавская битва" – настоящий творческий подвиг, подвиг художника-патриота.
Первопроходцем явился он и в области языкознания. Владея многими языками, он мог сравнить и нашел, что русский язык не менее богат, чем другие. В предисловии к созданной им первой "Российской грамматике" Михайло Васильевич написал: "...…язык российский не токмо обширностию мест, где он господствует, но купно и собственным своим пространством и довольствием велик перед всеми в Европе. Невероятно сие покажется иностранным и некоторым природным россиянам, которые больше к чужим языкам, нежели к своему трудов прилагали (это в огород возглавляемому Фурсенко нынешнему Минобразу, увеличивающему в школьных программах количество часов на изучение иностранных языков за счет русского языка – В. П.). Карл пятый, римский император, говаривал, что ишпанским языком с богом, французским с друзьями, немецким с неприятельми, итальянским с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому языку был искусен, то конечно к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашел бы в нем великолепие ишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность итальянского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языка".
Это вдохновенный гимн русскому народу-языкотворцу, с которым Михайло Васильевич не прерывал живой связи. Не прерывал даже тогда, когда стоял на очень высоких ступенях социальной лестницы.
Двери его столичного дома были всегда открыты для земляков-архангельцев, кто бы они ни были по званию и сословию. Он щедро угощал их, пил и пел вместе с ними. А они гордились своим великим соотечественником.
И как не гордиться? Сама императрица восторгалась его стихами: никогда и ни у кого они не были так содержательны, никогда и ни у кого не звучали так легко и мелодично:
Хоть нежности сердечной
В любви я не лишен,
Героев славой вечной
Я больше восхищен.
Никакого сравнения с ними в этом отношении не выдерживали тяжеловесные стихи Симеона Полоцкого и Василия Тредиаковского. В их виршах ритмообразующими были только паузы, разделявшие длинные строки, которые состояли из одинакового количества слогов и которые надо было произносить за одинаковое время на одном дыхании. Ломоносов теоретически обосновал целесообразность отказа от этой чужеродной, не соответствовавшей особенностям русской речи системы стихосложения. Научно и практически он доказал преимущества такого способа создания стихов, при котором повторялись через одинаковые временные интервалы не только междустрочные паузы, но и ударные слоги с одинаковым количеством безударных слогов между ними. Стихотворная речь при таком ритмообразовании становилась гораздо более музыкальной, приятной для слуха. Вслед за Ломоносовым пошли все русские поэты, и Белинский назвал его "отцом русской поэзии". Оценка высочайшая!
Мне запомнился посвященный Ломоносову урок литературы, данный много лет назад в седьмом классе заслуженным учителем школы РСФСР Борисом Сергеевичем Покровским. "Книга – источник знаний, – говорил он ребятам. – А до Ломоносова простой русский человек, даже знавший азбуку, взяв в руки русскую книгу, не мог понять всего, что в ней напечатано: книжный язык был не русским, а церковно-славянским. Лишь немногие слова в нем были такие же, как в русском языке. Благодаря стараниям Ломоносова, всякий русский человек, усвоивший русскую азбуку, стал понимать напечатанное в русских книгах. Своими научными трудами и литературными произведениями Ломоносов прорубил окно русскому слову в русскую книгу, как Петр Первый прорубил России "окно в Европу".
Дать русской книге русский язык, сделать книгу – источник знаний – доступной народу, а не только элите общества – заслуга великая, даже величайшая, если вспомнить, что Михайло Васильевич был автором первой "Российской грамматики" и автором "Риторики" – учебника красноречия, – руководства по умелому использованию слова, которым можно ранить и вылечить, убить и воскресить, можно, по Маяковскому, даже "мертвых сражаться поднять".
Ломоносову 300. Время не затуманивает, а проясняет прекрасные черты его образа, масштаб его дел. "Большое видится на расстоянии". Он – символ величия нашего народа, источник веры в будущее страны, рождающей таких титанов.
Виктор ПУТИНЦЕВ.
*